• Просмотров: 1906

Великий печальник земли русской
 
Преподобный Сергий Радонежский
 
 
Преп. Сергий, в миру Варфоломей, был вторым сыном Кирилла и Марии, боярского рода из Ростовской области. Отроку Варфоломею трудно давалась грамота. Он просит помощи от Бога. Чудесным явлением даруется ему разумение писаний. Как и избранному народу все дается непосредственно от Бога, так и избранникам Божиим дается все непосредственно из руки Божией.

После смерти родителей он уходит в лесные дебри, где основывает пустынную обитель. Конгениальный древним подвижникам, внутренне родственный им, он проходит классический путь аскезы чрез внешние подвиги к высшим духовным состояниям.

Преподобный Сергий был вдохновителем и насадителем на Руси созерцательного подвига. Троицкий монастырь дал от себя 50 обителей, давших, в свою очередь 40 других. Иеромонах Никон в «житии» указывает на 100 имен преподобных, происшедших от монастыря преп. Сергия. Это была духовная школа, давшая расцвет созерцательного подвига во всей северо-восточной части России. Рассмотрим теперь житие преподобного именно с этой точки зрения.

Похоронив родителей, Варфоломей и овдовевший брат его Стефан уходят в непроходимые леса. Здесь созидают себе примитивное жилище и бревенчатую «церковицу». Они просят у митрополита Феогноста благословения на ее освящение во имя Живоначальной Троицы. Митрополит присылает для этой цели священников, св. антиминс и все потребное. Стефан не вынес тяжести отшельнической жизни и ушел в Москву в Богоявленский монастырь. Варфоломей остался.

Аскетические творения говорят, что удел безмолвников есть удел не всех, а лишь тех, кого благодать Божия призывает на это. Таким подвижникам даются утешения неизреченные, поддерживающие их в условиях сверхчеловеческих трудностей. Для того, чтобы вступить на этот путь и шествовать по нему безбедно, нужно предварительно достигнуть бесстрастия. Каким путем шел и дошел до такого высокого состояния юный Варфоломей, живя еще в доме своих родителей? Читал ли он святоотеческие творения? Аскетическая литература существовала на Руси с ранних времен. Или был он научен словесно? Об этом можно говорить лишь гадательно. Но одно несомненно, преп. Сергий принадлежал к тем цельным натурам, избранникам Божиим, которые всецело устремляются с самого начала своей сознательной жизни к Богу. Им, сохранившим незапятнанной сердечную чистоту с детства, открываются непосредственно духовные пути. Знакомство же с аскетической литературой, или с преуспевшими подвижниками, могло еще более обогатить и умудрить благодатного юношу. Итак, он живет пустынником в безмолвии один и выносит все трудности, связанные с этим подвигом. Обыкновенный человек на его месте повредился бы умом, или погиб от хищных зверей, а, вернее всего, расстался бы с отшельнической жизнью, как это сделал Стефан. Но инок Сергий начал свою монашескую жизнь уже в состоянии святости, и дальнейшая его жизнь — это ее развитие и ее рост. Он, «как бы орел какой, который, расправив легкие крылья, возлетает по воздуху в высоту», по выражению Епифания Премудрого.

«Пребывшу ему в пустыне единому единствовавшу или две лете, или боле, или меньши, Бог весть», по словам того же Епифания, начали вокруг преподобного собираться монахи, и мало-помалу образовалась небольшая общинка поначалу в 12 человек. Сам преподобный, уже постриженный с именем Сергия, был тринадцатым. Обитель терпела во всем лишение: не было припасов для питания братии. «Иногда не было вина, чтобы совершить литургию, не было ладану, чем бы покадить, часто не было воску, из чего бы сделать свечу, и они, за неимением свеч, совершали по ночам утреню при свете березовой, или сосновой лучины. Ею светили себе канонархи и чтецы, читавшие по книгам. Так совершали они свои ночные службы». Каким же образом складывалась жизнь, и каковы были взаимоотношения в Троицком монастыре?

Сведения очень скудны, однако в них можно уловить то, что относится к старчеству. Так, о духовничестве в Троицком монастыре у проф. Смирнова мы читаем: в монастыре преп. Сергия духовником братства был сначала игумен сам великий подвижник. Уговаривая принять игуменство, братия заявляла: «Зело желаем того, дабы ты игумен и наставник душам и телом нашим, да быхом от тебе прощение, и благословение, и молитву по вся дни приимали, видели тебе по вся дни совершающа святую литургию, да быхом колиждо от честную руку твоею причащались Пречистых Тайн». Таким образом, Троицкая братия выбирала в лице преп. Сергия не только игумена, но и духовника, и он был первое время духовным отцом всех подчиненных ему иноков. В строках, посвященных преп. Феодосию Печерскому, уже указывалось, что древнерусский духовник являлся, как говорит проф. Смирнов, «почти старцем». Когда же духовник был, кроме всего, еще и обладателем даров духовных (харизматик), как преп. Сергий, то старческое его достоинство выявлялось полностью. Старческое служение его выражалось, между прочим, и в том, что преп. Сергий принимал откровение помыслов.

В начале возникновения монастыря, ему был усвоен Студийский устав, как и у преп. Феодосия в Киево-Печерской лавре, о чем раньше было указано. По этому уставу на 4-й песне канона происходит откровение помыслов. Кроме того, о том, что практика откровения помыслов наблюдалась в Троицком монастыре, мы можем еще удостовериться из жития святителя Феодора Ростовского, племянника преп. Сергия, со слов Епифания Премудрого: «Удивительно было у него и то, что он никогда не скрывал от преподобного своих помыслов — ни днем, ни ночью». То же самое сказано в житии преп. Никона: «Верное сердце Никона было также отверстою дверью для открытия Сергию помыслов и душевных движений».

Похвальное слово Епифания Премудрого выявляет характерные свойства старца в преп. Сергии: «Истинный руководитель, неложный учитель, добрый пастырь, непрелестный наставник, духовный правитель, добрый наказатель, истинный кормчий»… «для иноческого чина, — как бы лествицей, возводящей на высоту небесную»… «Которые были очевидцами и слугами этого великого и святого Старца, — его ученики и таинники, или лучше, послушники… не нуждаются в этом нашем плохом писании»… Относительно мирян Епифаний говорит, что «по всему этому он для всех притекающих к нему был как бы источником благопотребным… Многие приходили к нему, не только ближние, но и издалече, из дальних городов и стран, чтобы только взглянуть на него и услышать от него слово, и все получали великую пользу и спасение души от назидательных его дел… Многих он научил своим душеспасительным словом и заставил их обратиться с покаянием к Богу… для грешников — верный поручитель»….

Но преп. Сергий был старцем не только для подчиненных ему иноков и мирян. Но происходит и нечто более удивительное: к нему притекают за словом назидания уже умудренные долголетним опытом созерцательные подвижники, как Сергий Нуромский, прибывший с Афона, Евфимий Суздальский, Дмитрий Прилуцкий’, Стефан Махрищеский и др. (Они именуются «Сергиевыми собеседниками»). Эти собеседники показывают нам величие того духовного образа, каким Сергий являлся в глазах своих современников, будучи учителем учителей и наставником наставников… «Может ли быть, чтобы в сих дальних и недавно обращенных к свету Христову странах, воссиял такой светильник, которому подивились бы и наши древние отцы?» — воскликнул, усомнившийся греческий епископ, за свое сомнение наказанный слепотой и вслед за этим исцеленный самим преподобным. И воистину духовный облик преп. Сергия достигает той несказанной красоты, какой могли бы дивиться и древние отцы.

Известно чудесное видение преп. Сергия, когда темнота ночи вдруг озарилась ярким светом, и преподобный, выйдя в сени, увидел бесконечную стаю пролетающих птиц, и был ему голос: «Сергий, Господь внял молитве твоей, как видишь этих птиц, так умножится число учеников твоих по тебе, и не оскудеют последующие стопам твоим». В конце жизни преп. Сергию было дано лицезреть явление Богоматери. Это было в 1388 г., за 4 года до его кончины. В его житии также находим пример явления того Божественного света, который Григорий Палама именует «Божественными энергиями», «лучами Божества», и о которых св. Макарий Египетский говорит, что «Ангелы и служебные духи приобщаются свету этого огня». Мы хотим сказать о том видении, когда Исаакий-молчальник, пораженный ужасом, увидел, что преподобному сослужит дивной красоты блистающий юноша, и нисходит огонь на Святую Чашу, разливаясь по всему престолу и окружающий со всех сторон священнодействующего Сергия.

Такие явления характерны для подвижников восточной аскезы, прошедших сначала путь внешних подвигов (праксис) и, как плода таковых, достигших созерцания (Феория). И, как говорит Палама: «Отделяясь от материального, в котором он (подвижник) сначала проходит известный ему путь… он идет к истине неизреченною силою Духа, духовным неизреченным восприятием он слышит неизреченные глаголы и видит несозерцаемое и уже здесь, на земле, есть и становится чудо». О подобных тайнах и глубинах внутренней подвижнической жизни, надо полагать, и приходили совещаться к Сергию его святые собеседники. Но духовные постижения не являются уделом большинства, а доступны лишь немногим избранным. Таким был и юный монах Кирилл, будущий основатель Белозерского монастыря. И потому Сергий, приходя в Симоново, спешит к нему на хлебную, где было его послушание, и наставляет его часами, оставляя в стороне других… И, как мы увидим ниже, Сергиевы заветы через Кирилла перешли к последующему подвижничеству, всего северо-востока России, — «Северной Фиваиды». Среди личных учеников преп. Сергия были два особенно ярких примера созерцательного подвижничества: это Сильвестр и Павел Обнорские, речь о них будет ниже. В монастыре Павла Обнорского, остался письменный памятник, как доказательство, подтверждающее только что нами сказанное. «Осталось, — говорит Смолич, — из его Павлова монастыря замечательное учительное писание о руководстве молодых монахов, которое дает понятие о монастырском быте. Хотя это писание в основе посвящено внешней аскезе, тем не менее находим мы в нем основные черты внутренней аскезы: встречаются понятия, как «духовная молитва», «собранность духа», «молчание». Все эти термины служат признаком школы восточной аскезы.

Но вот наступает великий исторический момент в жизни русского народа: свержение татарского ига. В этот грозный, решительный час значение преп. Сергия, как старца и печальника всея земли Русской, открывается во всем своем духовном величии. Подобно древнему Моисею, он становится вождем своего народа.

Значение Куликовской битвы, этого великого события, проф. Ключевский определяет следующим образом: «народ, привыкший дрожать при одном имени татарина, собрался, наконец, с духом, встал на поработителей и, не только нашел в себе мужество встать, но и пошел искать татарские полчища в открытой степи и там навалился на врагов несокрушимой стеной, похоронив их под своими многочисленными костьми… и эту силу нравственную, и это чувство бодрости и духовной крепости вдохнул в своих современников преп. Сергий». Никоновская летопись сохранила потомству описание посещения преп. Сергия Дмитрием Донским перед его выступлением в поход против татар. Беседуя с вел. князем, святой старец советовал ему почтить дарами и честью злочестивого Мамая. Преподобный приводил в пример Василия Великого, утолявшего дарами Юлиана Отступника: «И ты, господине, отдай им честь и злато, и сребро, и Бог не попустит им одолеть нас: Он вознесет тебя, видя твое смирение, и низложит их непреклонную гордыню». «Все это я уже сделал, — ответил Дмитрий. — Но враг мой возносится еще более». Выслушав эти слова, угодник Божий осенил князя крестным знамением и вдохновенно произнес: «Иди, господине, небоязненно! Господь поможет тебе на безбожных врагов». А затем, понизив голос, сказал тихо одному князю: «Победиши враги твоя».

Художественное описание этого похода мы находим у Б. Зайцева: «Каков бы ни был Дмитрий в иных положениях, здесь, перед Куликовым полем, он как будто ощущал полет свой все вперед неудержимо. В эти дни — он гений молодой России. Старшие, опытные воеводы предлагали здесь повременить. Мамай силен, с ним и Литва, и князь Олег Рязанский. Дмитрий, вопреки советам, перешел через Дон. Назад путь был отрезан, значит, все вперед, победа или смерть.

Сергий в эти дни тоже был в подъеме высочайшем. И вовремя послал вдогонку князю грамоту: «Иди, господине, иди вперед, Бог и Св. Троица помогут».

8-е сентября 1380 года. Хмурый рассвет, Дон и Непрядва. Куликово поле и дух «Слова о полку Игореве». Русь вышла снова в степь, меряться со зверем степи. Как все глубоко, напряженно и серьезно. Перед сражением молятся. Читают «ратям» грамоту преподобного. Над ставкой черный стяг великокняжеский с золотым образом Спасителя. Осенние туманы, медленный рассвет, хладносеребряный. Роса, утренний холод. За Непрядвой не то стоны, не то грохот дальний. Люди умываются, подтягивают у коней подпруги, надевают чистые рубахи и в последний раз оружие свое страгивают. Строятся. Идут на смерть. Грусть и судьба, неизбежность. Ясно, что возврата нет… «Началась битва на гигантском по тем временам фронте в десять верст. Сергий правильно сказал: «Многим плетутся венки мученические». Их было сплетено немало.

Преподобный же в эти часы молился с братией у себя в церкви. Он говорил о ходе боя. Называл павших и читал заупокойные молитвы. А в конце сказал: «Мы победили».

«Время давно свеяло эти дела с народной памяти, как оно уже глубоко заметало вековой пылью кости куликовских бойцов… но память святого пустынножителя доселе царит в народном сознании… Творя память преп. Сергия, мы проверяем самих себя, пересматриваем свой нравственный запас, завещанный нам великими строителями нашего нравственного порядка… Ворота лавры преп. Сергия затворятся и лампады погаснут над его гробницей только тогда, когда мы растратим этот запас без остатка».

Иван Михайлович Концевич

Источник: http://www.pravmir.ru/

{jcomments off}